Аббат произнес трогательную речь, похвалив всех монахов за мужество, проявленное в период тяжких испытаний. Потом провозгласил тост в честь «нашей феноменальной Филомены» и ее «чудодейственного вмешательства в дела Каны» — и налил второй бокал ей. Филомена подняла бокал, поблагодарила Аббата, а потом повернулась ко мне.
— Если кому-то и удалось сотворить чудо в Кане, — сказала она, — так это брату Запу.
Она отдала бокал мне.
Филомена не имела ни малейшего понятия о моем былом пристрастии к выпивке. Прошло уже почти три года с того дня, как в баре «У Слаттери» я в последний раз выпил спиртное. Но это был самый неподходящий момент, чтобы пускаться в пространные объяснения. Отказ от одного бокала вина в такой торжественный день мог бы показаться невежливым. К тому же мне было интересно узнать, что за вино нам удалось раздобыть с таким трудом. Каково оно — в конце-то концов — на вкус?
Ответ был таким: в высшей степени пригодно для питья. Мне было бы еще приятнее, если бы наши покупатели платили шесть долларов за бутылку, а не те пятнадцать, которые мы стали требовать. Но зато в этом вине не было ни частиц ржавчины, ни разнообразных оттенков оранжевого цвета. В общем, вино оказалось отменным. Когда начался пир на свежем воздухе, устроенный Аббатом по случаю торжества, я позволил себе еще один бокал.
Так мы еще никогда не пировали. Эллиот нанял обслуживающий персонал из нью-йоркской фирмы. На столах, рядом с каждым прибором, лежало иллюминированное меню в стиле средневековых рукописей, старательно проиллюстрированное монахами. Пока вино согревало мне нутро, я принялся изучать написанный красивым почерком текст:
...«ПИР В КАНЕ»
Новейшая интерпретация галилейского свадебного пира
Шеф-повар: Патрик О'Нил
Курган оливок
Ватрушки «Свитки Мертвого моря»
Манна небесная вареная
Свиное филе по-гадарински, начиненное винными ягодами Амаретто
Вареный морской ангел в пергаменте
Падший ангельский бисквит «Магдалина»
Кофе «Лазарь»
Монастырское каберне «Секрет Аббата» в мерных кувшинах
В центре главного стола, за которым сидели Аббат с Филоменой — меня туда почему-то не пригласили, — возвышалось громадное ледяное скульптурное изображение нового комплекса «Гора Кана», куда входил и самый последний плод Аббатова воображения — гигантский Паломнический центр.
— На первом настоящем пиру в Кане, — сказал брат Боб, тыча вилкой в свой кусок свиного филе по-гадарински, — наверняка было нелегко сохранить ледяную скульптуру, когда она начала таять. А может, Богоматерь попросила Иисуса решить и эту проблему?
Меня больше занимало то, что происходило рядом со скульптурой. Аббат, пребывавший в приподнятом настроении, наливал себе и Филомене бокал за бокалом — из бутылки, показавшейся мне знакомой. Несмотря на то, что уже смеркалось, я сумел разобрать на этикетке слово «Фижак». Они были увлечены беседой. Аббат время от времени касался то локтя, то рукава Филомены, дабы придать выразительность высказанной мысли — не иначе, очередной нетленной премудрости из канона Чопры, поклонниками которого были оба. Когда же он протянул руку и на минуту обнял Филомену за плечи, мое терпение лопнуло. Я схватил со стола кувшин «Каны» и удалился в виноградник.
Я взобрался на гору Кана — то есть на первую «гору Кана», холмик над бывшей мусорной свалкой — и прислушался к доносившемуся снизу шуму празднества. За каркасом новой горы Кана взошла луна. Зрелище было просто нелепое: стальные балки, соединенные сваркой в гору высотой с пятнадцатиэтажное здание. Что случилось с нашим монастырем?
И самое главное: что случилось со мной? Ну и ну: сижу на мусорной свалке, пью поддельное вино и терзаюсь ревностью к настоятелю своего монастыря. Несмотря на хмельной туман в голове, я попытался представить себе, какой способ умерщвления плоти прописал бы против этого душевного состояния святой Тад. Валяться в колючих кустах тут наверняка было бы бесполезно. Я осушил кувшин и швырнул его в новую гору Кана. Потом откинулся назад и испытал полузабытое ощущение — опьянение до потери сознания.
Следующее, что всплывает у меня в памяти, это голос:
— Зап! Что с вами?
Это была Филомена! Она стояла надо мной, и луна сияла над ней, как нимб. Точнее, два нимба. Я прищурился, чтобы не двоилось в глазах.
— Святая Филомена, — пробормотал я.
— Брат Боб сказал мне, что вы потопали прочь с бутылкой. Простите, — сказала она. — Если бы я знала о вашем… я не предложила бы вам тот бокал вина.
— Я жалею лишь о том, что это было не «Фижак», — сказал я. — Но его вы, наверно, приберегаете, чтобы выпить в минуты близости с моим духовным наставником.
— Не будь вы так пьяны, — сказала она, — я бы обиделась.
Я презрительно фыркнул.
— Зап! Если вы подозреваете Аббата в грязных помыслах, это ваше дело. Но могу вас заверить, что у меня они ответного чувства не вызывают.
— Ну, тогда это, наверно, просто духовная близость между двумя фанатами Чопры.
— Чопры? О чем это вы?
— Вы же познакомились на съезде фанатов Чопры, не правда ли?
Она саркастически рассмеялась:
— Да. Фирма послала меня туда для привлечения клиентуры. Неужели вы думаете, что я принимаю эти книжки всерьез? Меня восхищает предприимчивость этого парня, но читать его книжки бесплатно я бы не стала.
Так вот, значит, в чем дело! Я тут же проникся безграничным уважением к Филомене. Пригладив росистую траву рядом с собой, я сказал:
— Посидите немного.
Она села.
— Ну что ж, — сказал я, — выходит, в Дипака вы не верите. Не верите и в продажу вина с правдивыми надписями на этикетке. Во что же вы тогда верите?